Как справедливо заметил Фридрих Энгельс, «в каждом крупном революционном движении вопрос о „свободной любви“ выступает на первый план. Для одних это — революционный прогресс, освобождение от старых традиционных уз, для других — охотно принимаемое учение, удобно прикрывающее всякого рода свободные и легкие отношения между мужчиной и женщиной». Наша страна исключением не стала.
Революционные декреты обрушили традиционную семью с ее традиционными ценностями и провозгласили курс на создание новой социалистической ячейки общества — свободного союза свободных людей. Но вместо этого очень скоро узаконенное сексуальное равенство трансформировалось в совсем другую модель: брак не обязателен, секс — базовая потребность, удовлетворить которую так же просто, как выпить стакан воды, чтобы утолить жажду, никаких буржуазных условностей.
С особенным энтузиазмом (что в целом неудивительно) идея свободы сексуальных отношений была воспринята молодежью. Тема эта горячо обсуждалась на комсомольских собраниях, в средствах массовой информации, в научном сообществе. Пика популярности общественная дискуссия о «половом вопросе» достигла к середине 1920-х.
Энциклопедия проблем молодежи первого послереволюционного десятилетия.
Актуальная схема решения полового вопроса молодежью предельно четко изложена в статье Софьи Смидович, главы департамента деятельности среди женщин ЦК партии большевиков, которая так и называется — «О любви».
«Вот коротенькая схема того, как эта „идеология“ претворяется в жизнь: каждый комсомолец-рабфаковец и др. очень еще юный, безусый мальчик может и должен удовлетворять свои половые стремления. Это почему-то считается неоспоримой истиной. Половое воздержание квалифицируется как мещанство. Каждая комсомолка рабфаковка, просто учащаяся, на которую при этом пал выбор того или другого мальчика-самца, должна пойти ему навстречу; иначе она — мещанка, недостойна носить имя комсомолки, быть рабфаковкой, пролетарской студенткой».
В рассматриваемой схеме был и третий участник, «необходимое действующее лицо в этой драме» — врач, производящий аборт, «калеченье физического организма юной матери и нанесение огромной травмы ее психике». Средства контрацепции (о которых автор почему-то не упоминает) были известны, но мало доступны, и аборт оставался единственным средством от нежелательной беременности. Борец с «мещанскими взглядами» к этому моменту был уже с другим объектом интереса, а «бедная девочка, в глазах которой читалась не одна скорбная повесть комсомольской любви», сидела в приемной комиссии по разрешению абортов. Были такие. Легализовали аборты в 1920 г., а в 1924 г. было издано постановление о создании специальных комиссий для выдачи разрешения на бесплатный аборт с установлением порядка очередности (мера вынужденная, желающих было слишком много, а мест в больницах не хватало): первыми по очередности были безработные одиночки; вторыми — одинокие работницы, имеющие одного ребенка; третьими — многодетные, занятые на производстве; четвёртыми — другие категории застрахованных (соцстрах); пятыми — все остальные гражданки.
«Мы разрешаем аборт, — говорит товарищ, заведующий приемом заявлений, — когда роды грозят самому существованию матери или когда работница уже обременена большой семьей. Вы не подходите ни под один из этих случаев. Затем следует длинная, мучительная сцена упрашивания, доказывания всей необходимости для данного случая сделать исключение…».
Те, кто не имел решимости обратиться в комиссию или кто получил отказ, шли на подпольный аборт, что часто заканчивалось совсем печально.
Таким образом, «нигилистические» взгляды комсомольцев на «голую половую потребность» начинали реально угрожать реализации грандиозных государственных планов. Индустриализация, коллективизация, защита социалистического отечества от внешних врагов и прочее требовали больших человеческих ресурсов. А в сложившейся ситуации демографических побед ожидать не приходилось. Поэтому в 1926 году государство начинает информационную кампанию, направленную на разоблачение сложившегося подхода к половому вопросу и формирование новых социальных норм. В нашем сборнике приведена переписка читателей журнала «Смена» с тов. Смидович (с. 172–277). Дискуссия, начавшаяся с письма комсомолки из Узбекистана, постепенно переросла в бурное общественное обсуждение (длилось почти два года; за каждым новым номером журнала в библиотеках и читальнях выстраивались очереди).
Девушка задала вопрос, стоит ли ей соглашаться на уговоры любимого парня жить с ним в незарегистрированном браке. Смидович внятного ответа не дала, чего читатели журнала ей не спустили.
«Вступающая в жизнь комсомолка спрашивает у Вас, старшего товарища, совета, как должны строиться отношения между комсомолкой и любимым ею парнем… Вопрос был прям и ясен, как „доброе утро“. И вот что Вы ответили на него: „Вместе с развитием промышленности, вместе с индустриализацией нашей страны, все большее количество женщин будет втягиваться в производство, создавая тем самым основу для всяческого развития новых равноправных взаимоотношений“».
Корреспонденты-авторы писем вступали в полемику с Софьей Смидович, друг с другом, ставили новые вопросы и сами на них отвечали, предлагали различные варианты решения проблем. Есть очень любопытные письма. В целом становится понятно, что у старших товарищей единого мнения не было. Да, аборт вреден и нежелателен, но разве лучше полунищие многодетные семьи, где родители не в состоянии обеспечить своих детей. А в каком положении находятся матери в этих семьях, полностью зависящие от мужа. А разведенные женщины? А матери-рабфаковки, вынужденные бросать учебу и соглашаться на любую, самую неквалифицированную работу. Почему в любовных отношениях только женщина должна думать о последствиях и обязанностях, а не о радостях любви? Вместо гендерного равноправия триумф мужского шовинизма.
Не осталась в стороне и литература. Как раз в это время (1926–1927 гг.) в печати появились три произведения, вызвавшие бурную полемику. Это повесть С. Малашкина «Луна с правой стороны, или Необыкновенная любовь»; рассказ П. Романова «Без черемухи» и роман Л. Гумилевского «Собачий переулок».
«Вошедшие в настоящий сборник статьи охватывают те вопросы, которые скопились вокруг рассказов С. Малашкина („Луна с правой стороны“), П. Романова („Без черемухи“) и Л. Гумилевского („Собачий переулок“). По поводу этих рассказов кипят шумные споры, устраиваются диспуты, выносятся резолюции, и в литературе вокруг них идет горячая полемика. Нередко трудно сказать, что вызывает большее волнение, более сильные страсти: проблема пола или китайская революция».
Как ясно из преамбулы, вторая книжка — сборник критических статей, но не в смысле разбора литературных достоинств этих произведений. Критики решают вопрос, содержат ли эти три «рассказа» элементы «социальной клеветы».
В «Луне с правой стороны» чего только нет. Комсомолка Таня Аристархова, бывшая деревенская активистка (несмотря на неподходящую классовую принадлежность — дочь кулака), приезжает по направлению учиться в Москву, в институт им. Свердлова. Там она подпадает под мелкобуржуазное влияние в основном классово чуждых сокурсников: беспорядочные связи (22 «мужа»), несколько абортов, «афинские ночи» («больного вида юноши» и девушки в красных платьях из газа на голое тело пьют, курят папиросы и анашу). Но затем она встречает положительного молодого человека — студента Петра, чувство к которому воскрешает ее к новой жизни. Не сразу! Сначала все плохо, «афинские ночи» дали о себе знать и нормальная половая жизнь с Петром девушку не удовлетворяет. Она решает покончить жизнь самоубийством, но передумывает, идет к врачу, который прописывает ей половое воздержание. По его совету Таня отправляется в тайгу, в самый глухой сосновый лес. Катается там на лыжах, «ведет девическую жизнь», а уж потом, душевно и физически обновлённой, «основательно возвращается к мужу» — «…мещанка, страдающая половой истерией, наконец обрела себе крепкого, по-деревенски здорового мужа».
Несмотря на то, что сам писатель считал свою повесть фантастической, в том смысле что сюжет придуман и некоторая гиперболизированность сюжетных ходов оправдывается его тревогой за судьбы молодежи, и читатели, и критики поняли все буквально. Повесть была встречена гневной отповедью. Книга при этом пользовалась невероятным спросом (по отзывам современников, она буквально сметалась с книжных прилавков — в течение 1928 г. выдержала 7 изданий). Но в 1929 г. на новые издания «Луны» был наложен запрет, а сама повесть внесена в список запрещенных.
«Расписывая половую распущенность героини повести, комсомолки Тани, Малашкин не смог поставить вопроса о социальных причинах этой распущенности… В результате получились необоснованные, огульные обвинения коммунистической молодежи в распущенности».
После этого разноса Малашкин практически прекратил писать; только в 1950-х он вернулся в литературу, писал маловыразительные повести и романы в канонах жесткого соцреализма о героях труда и революции. А прожил почти сто лет (1888–1988).
В тот же список попал и роман Л. Гумилевского «Собачий переулок», главный лирический герой которого боролся с мещанским бытом и мещанским счастьем: «хороший товарищ спит с другим товарищем, когда есть в том нужда. Голод и секс — инстинкты, требующие удовлетворения». Книга подверглась жесточайшей критике: в нескольких ленинградских вузах состоялись даже «суды» над романом, который был признан «клеветой и поклепом на советское студенчество». После этих событий Л. Гумилевский беллетристикой больше не занимался. Он стал писать научно-художественные биографии для горьковской серии ЖЗЛ, причем весьма успешно (в РГБМ в зале общественных наук есть его книги из этой серии).
И наконец, о знаковом рассказе Пантелеймона Романова «Без черемухи». Впервые был напечатан летом 1926 года в журнале «Молодая гвардия» и принес автору всеобщую известность. Журнал был моментально раскуплен, по рукам ходили многочисленные списки и перепечатанные копии рассказа. В заметке «Что читает рабочая молодежь» («Комсомольская правда» от 1 сентября 1929 г.) П. Романов на втором месте по числу выдач, а это спустя три года после первой публикации. Даже название рассказа стало нарицательным для обозначения отношений между молодыми людьми, следовавшими правилам «новой морали» — без ухаживаний, без проявления чувств, только голая физиология, удовлетворение естественных желаний. Признавая, что, в отличие от произведений Малашкина и Гумилевского, рассказ Романова «лишен налета сенсационности и бульварщины», критики, тем не менее, находили идеологические просчеты и у него, в том смысле, что у автора «также недостаточно выявлено стремление своей критикой устранить уродливости в области половых отношений у нашей молодежи, чтобы расчистить дорогу социализму».
Произведений С. Малашкина и Л. Гумилевского в нашей ЭБ нет (авторское право не позволяет). Но при желании тексты можно найти в интернете. А книжка Романова есть.
Рассказ написан от лица молодой девушки-студентки как письмо подруге, в котором она рассказывает ей о своем первом сексуальном опыте.
«…Подошла девочка с черемухой, я взяла у нее ветку и долго ждала сдачи. Он стоял и прищурившись смотрел на меня.
— Без черемухи не можешь?
— Нет, могу. Но с черемухой лучше, чем без черемухи.
— А я всегда без черемухи, и ничего, недурно выходит… Ведь все равно это кончается одним и тем же — и с черемухой, и без черемухи… что же канитель эту разводить?»
В общем, «приходите ночью к амбару, не пожалеете». И вроде все девушка понимает, и что «любви у нас нет, есть только половые отношения», и что «на всех, кто в любви ищет чего-то большего, чем физиология, смотрят с насмешкой, как на убогих и умственно поврежденных субъектов», но все равно решается на эксперимент, непонятно на что рассчитывая. Кстати, в отличие от Малашкина и Гумилевского (там местами верные 18+), этот рассказ вполне себе 16+, никакого грубого натурализма.
У этой истории есть еще как бы продолжение. Рассказ «Большая семья», который в критике упоминался реже, поскольку вполне идеологически выдержан, и потому скучный. Героиня оказывается беременной, едет к матери в деревню, там быстро осознает, что ни понимания, ни поддержки не получит — душераздирающее воспоминание детства про то, как брат ее родной по приказу матери топил щенков их собаки. Девушка возвращается в Москву, в родной университет. Аборт не делает, рожает ребенка и продолжает учиться и работать, так как товарищи-комсомольцы — «большая человеческая семья», не осудили и не бросили, а наоборот «с тщеславием молодости были рады представившемуся случаю проявить себя стоящими выше обывательской морали и принимали мое положение как совершенно для них нормальное, способное удивить только узколобого мещанина». И с тем, который без черемухи, она тоже встретилась, но была горда, никаких претензий не предъявила, и он, совершенно сбитый с толку, отбыл к месту работы. Все как у тов. Смидович.
Еще один рассказ, вызвавший не меньшую реакцию, — «Суд над пионером» (1927 г.). Тут обратная ситуация — коллектив обвиняет пионера в развращении пионерки на основании того, что он гулял с ней в саду, провожал до дома, тащил ее тяжелую сумку, подал руку, когда она переходила через ручей, и еще читал стихи. «Если она тебе нужна была для физического сношения, ты мог честно, по-товарищески заявить ей об этом, а не развращать подниманием платочков, и мешки вместо нее не носить. Нам нужны женщины, которые идут с нами в ногу, а если ей через ручеек провожатого нужно, это брат, нам не подходит». На этот сюжет обиделись пионеры и в ответ устраивали пионерские суды над писателем (Гусев С. Суд пионеров над П. Романовым // Какова же наша молодежь: сборник. С. 189). И еще рассказ «Любовь», тут уже про отношения классово чуждой пары. Оба последних очень смешные, не хуже чем у М. Зощенко. С юмором у Романова все хорошо.
Вообще, если отвлечься от темы обзора, Пантелеймон Романов писателем был совсем не плохим. Его творчество отмечали и Горький, и Луначарский. Уже в 1990-е А. Солженицын посвятил ему статью (Пантелеймон Романов — рассказы советских лет // Новый мир. 1999. № 7). И не даром его книги были переизданы уже в наше время. Романов прожил не очень долгую жизнь, он умер в 1938 году, от лейкоза. Посмертное избранное вышло в 1939 году, а следующее почти через 50 лет. Правда, триумфального возвращения не случилось, но последнее издание «Без черемухи» датируется 2016-м годом.
Про книги, пожалуй, всё. Что касается «полового вопроса», сигналом к окончательному свертыванию дискуссии послужила вышедшая в 1927 году брошюра А. Луначарского «О быте», в которой отдельное место занимал раздел «Молодежь и теория «стакана воды».
«У буржуя, ненавистного нам типа, есть два отношения к женщине: как к жене, его домашней рабыне, и как к проститутке, с которой он сошелся, и ему горя мало, ему не важно, что с ней сталось дальше… Мы должны сказать, что лишенная буржуазных черт — командования мужчины и погребения женщины под бременем домашнего хозяйства, — парная семья, длительный союз во имя общего строительства жизни, рождения и воспитания детей есть единственная форма, которая нам нужна… А теория „свободной любви“ или, что хуже, „теория стакана воды“ — есть теория мужской подлости, эксплуатирующая женщину. Любовь не должна быть повседневностью, „стаканом воды“, а должна быть поднята на должную высоту, до чего-то чрезвычайно значительного».
Так началось формирование новой модели семейной политики — сочетание традиционных установок (парная семья) и расширение мер государственной поддержки материнства и детства, целью которых, помимо улучшения демографической ситуации, было привлечение женщин к общественному труду. В правильной советской семье оба родителя работают, а государство в это время заботится о детях — ясли, детские сады и пр. Официальными нормами стали моногамный брак, осуждение добрачных связей и секс строго увязанный с деторождением.
Напоследок несколько слов в защиту А.М. Коллонтай, которую со «стаканом воды» не потроллил только ленивый, благодарю чему в массовом сознании сложился образ какой-то перезрелой нимфоманки с серпом и молотом. Между тем она была первым народным комиссаром общественного призрения; создала Отдел по охране материнства и младенчества и Коллегию по охране и обеспечению материнства и младенчества, последовательно отстаивая мысль о том, что охрана материнства как специфической функции женщины является прямой обязанностью государства. Коллонтай не была автором и никогда не пропагандировала «теорию стакана воды». Напротив, в своей программной статье «Дорогу крылатому Эросу! Письмо к трудящейся молодежи» она призывала молодежь бороться с половой распущенностью, провозглашая права «крылатого Эроса» и противопоставляя его «Эросу бескрылому» — голому удовлетворению физиологической потребности. «Идеология рабочего класса гораздо строже и беспощаднее будет преследовать „бескрылый Эрос“ (похоть, одностороннее удовлетворение плоти при помощи проституции, превращение „полового акта“ в самодовлеющую цель из разряда „легких удовольствий“), чем это делала буржуазная мораль. „Бескрылый Эрос“ — противоречит интересам рабочего класса». К сожалению, высокообразованная Александра Михайловна не брала в расчет уровень подготовки целевой аудитории, потому ее метафоры и аллюзии были не всем понятны и как следствие — произвольно истолкованы. Вот три постулата, которые действительно отстаивала Коллонтай: равенство во взаимных отношениях; взаимное признание прав другого без претензии владеть безраздельно сердцем и душою другого; товарищеская чуткость, умение прислушаться и понять работу души близкого и любимого человека. И самое важное — чувство любви-долга к коллективу.
А обидеть женщину может всякий.
