В этом обзоре четыре новые книги. Не ретро, изданные в 2020—2023 гг. Авторы — молодые люди, школьники. студенты колледжей и техникумов от 11 до 18 лет. Победители Всероссийского конкурса сочинений «Без срока давности».
Несколько слов о проекте, в рамках которого проходит конкурс. Всероссийский просветительский проект «Без срока давности» существует с декабря 2018 года. Цель проекта — сохранение исторической памяти о трагедии мирного населения СССР — жертв военных преступлений нацистов и их пособников в период Великой Отечественной войны.
К сожалению, по разным причинам, этим трагическим страницам отечественной истории уделялось меньше внимания, чем героическим, связанным с военными подвигами (хотя первый «советский нюрнбергский процесс» прошёл в 1943 году). В рамках проекта создается база архивных документов, ведутся поисковые работы. В совокупности с архивными документами, результаты деятельности поисковиков становятся основанием для установления ранее неизвестных фактов о трагедии мирного населения СССР в период войны и служат доказательством того, что война против СССР велась не только с целью захвата территорий и ресурсов — это был преднамеренный геноцид советского народа, всех его национальных, этнических и расовых групп. На сегодняшний день вынесено уже 15 судебных решений, признающих геноцидом преступления нацистов и их союзников против мирного советского населения. И пусть прошло уже много лет, такие судебные процессы необходимы. Это не только напоминание о кровавых страницах истории, но и юридическое подтверждение фактов геноцида. А срока давности такие преступления не имеют, ни по международному законодательству, ни по законодательству Российской Федерации.
Первый Всероссийский конкурс сочинений «Без срока давности» прошёл в 2020 году. Тематические направления максимально приближены к тематике проекта. Удачный выбор формата. Сочинение — работа творческая, предполагающая высокую степень вовлечённости и сопереживания. Жанровое разнообразие — рассказ, письмо, дневник, репортаж, интервью, письмо, эссе, рецензия, притча и даже сказка — позволяют назвать это мероприятие не конкурсом сочинений на заданную тему, поскольку участник сам определяет, как и о чём писать (в рамках объявленных номинаций), а в большей степени литературным конкурсом.
О минувшей войне можно говорить по-разному. Чего больше всего опасаешься, приступая к чтению — проявлений формальности: излишнего пафоса, «правильных» слов на тему. В данном случае этого удалось избежать. В том числе и потому, что большинство участников выбирают близкие себе темы: судьбы ровесников военных лет, семейные истории, опыт личного участия в работе поисковых отрядов, рецензии на книги и фильмы. По степени эмоциональной включённости, конкурс напоминает Всероссийскую акцию «Бессмертный полк», поскольку позволяет каждому участнику ощутить сопричастность к событиям и сделать свой, личный вклад в историю Великой Отечественной войны.
«Вы держите в руках не просто книгу, сборник школьных сочинений, а книгу Памяти — памяти о Великой Отечественной войне. Книга написана внуками и правнуками участников тех далёких событий, детьми, живущими в мирное время, но понимающими жестокость и трагичность военного лихолетья, ужас событий Великой Отечественной войны…В конкурсных работах нашли отражение события Великой Отечественной войны в преломлении истории регионов, городов и деревень, семейных историй, творчества писателей и поэтов, драматургов и композиторов; деятельность молодёжных, волонтёрских, поисковых организаций по сохранению и увековечению памяти о Великой Отечественной войне; истории создания мемориалов Великой Отечественной войны. Будущего не бывает без осознания прошлого своей страны...Эта книга написана сердцем, каждая история неповторима и оригинальна. За строками каждой работы угадывается её автор: его характер, его мировидение, умение не просто интересно, красивым литературным языком пересказать услышанную историю, а прочувствовать, пропустить её через себя, через свою душу, высказать своё отношение. В этом конкурсе проявился не только литературный талант, но и творческая и социальная активность подрастающего поколения, активного гражданина России. Нет семей в России, которых бы не затронула война, и, наверное, мало семей, которые были бы равнодушны к этой теме. История каждой семьи есть достояние страны. В сочинениях читается не только грусть от потери родных и близких, но и одновременно гордость за их беспримерное мужество и героизм. Все сочинения пронизаны глубоким убеждением, что войн больше быть не должно, что память о Великой Отечественной войне навечно сохранится в сердце каждого россиянина. Поэтому и пишут дети о том, что память о миллионах погибших не имеет срока давности, память сильнее времени».
Это из предисловия к первому сборнику. В 2020 году в конкурсе приняли участие 133 600 обучающихся 5—11-х классов общеобразовательных организаций из 85 субъектов Российской Федерации, в том числе обучающиеся 5—11-х классов 37 общеобразовательных организаций при посольствах России за рубежом. Первый опыт. Тут, конечно, ещё в основном сочинения на свободную тему. Но свою.
Вот это написано пятиклассником.
Шоколад
Шоколад — любимое лакомство всех детей. Но маленький Генка никогда в жизни не пробовал эту сладость. В семье было двое детей, отец в первые дни войны ушёл на фронт, мать осталась в Брянске и целый год, как могла, прятала детей от немцев. Август 1942 года — начало страшных испытаний для семьи Будейкиных. Кто-то донёс немцам о семье офицера-коммуниста, и вот старший — Сергей, мама и четырёхлетний Генка стоят на краю рва смерти в парке Октября. Гена плохо понимал, что происходит, но чувствовал: что-то страшное, ужасное и непоправимое. И хотя мать и старший брат всеми силами старались его отвлечь и заговорить, тревога в сердце и глазах малыша не проходила. И... чудо! Родной брат матери (он, оказалось, служил у немцев) заметил родственников среди смертников и «выговорил» им жизнь. Можно ли назвать жизнью пребывание в концентрационном лагере? Семью разделили. Жили порознь. Мать работала на заводе, детей видела строго по расписанию — после работы, и то не более одного часа в день. Таков немецкий порядок. Сыновья, старший Сергей и маленький Генка, «работали» донорами. Да-да, донорами. Ведь дети в лагере были основными поставщиками крови — ее брали еженедельно у всех, невзирая на возраст. Большинство восстановиться к следующей сдачи крови не успевало, тогда, нет крови — нет человека. Генка видел, как некоторым в лагере давали шоколад, и страшно завидовал им. Он дёргал старшего брата за рукав и настойчиво вопрошал: — Есека, а когда нам дадут шоколадку? Я тоже хочу… Маленькая коричневая плитка была вожделенной мечтой, предметом детских снов. Серёжа молча и испуганно закрывал ладошкой братишке рот и только ещё крепче прижимал его к себе: — Будет тебе шоколадка, только потерпи до победы… Откуда же было знать четырёхлетнему Генке, что шоколад давали тем, у кого крови уже не было. И был он не обычным вкусным лакомством, а со смертельной начинкой. И несколько раз он тоже чуть не отведал вожделенное лакомство, если бы не старший брат. После одной из процедур малой так ослабел, что даже не мог встать с нар. Во время переклички вместо него вышел Серёжа, бледный, едва державшийся на ногах, свою порцию он сдал буквально дня два назад. Так продолжалось несколько раз. Мать, как могла, подкармливала сыновей. Однажды военнопленные перебросили через колючую проволоку на территорию завода мешок сахара. Женщины его в воде растворили, платки да косынки в нём намочили, высушили, так и пронесли. А другой раз мать кусочки лягушки утаила, так её чуть до смерти не забили на виду у всех, чтоб другим неповадно было. Так и тянулись долгие страшные дни в концлагере. И вот пришёл победный май. Лагерь в Маутхаузене освободили американцы. Наконец-то наелись досыта, до отвала, до смерти. Мать не давала своим сыновьям целые сутки еды, несмотря на слёзы и мольбы детей. Так и просидели они со связанными руками, получая половинку галеты и глоток воды или кофе. Зато выжили! Прошло много лет. Никогда, до самой смерти, Геннадий не ел шоколад. Лакомство или кусочек, несущий смерть?!
Эта история о мальчике, никогда не пробовавшем шоколадку, произошла с моим дедом, Будейкиным Геннадием Дмитриевичем, узником фашистского концлагеря.
А автор этого уже заканчивает школу.
Другая история
Разговоры о Великой Отечественной давались мне тяжело. Я с детства слышала исполненные гордости военные истории. Чужие. Похожие друг на друга и перемешивающиеся в памяти, они превращали войну во что-то пугающее, гротескное. Моя история о войне другая, поэтому мне понадобилось время, чтобы понять истину. Не важно, что человек делал на войне. Важно то, что война сделала с человеком.
Мария Адамовна — моя прабабушка — впервые столкнулась с войной, как только родилась. Жизнь её началась в деревушке Низино в Петергофском уезде. Поздней весной 1917 года. Не лучшее время, чтобы быть младенцем. Колыбельную годовалой Мане заменял частый, но робкий топот сапог: в доме останавливались спасающиеся из горящего революцией Петербурга белые. Один раз вместо белых в деревню пришли матросы Балтийского флота. Они нравились Мане больше, чем интеллигенты со скорбными лицами. Большие, в полосатых тельняшках матросы устраивали шумные посиделки по вечерам. Кидали прямо в колыбель сахарные кубики. Сладкое Мария Адамовна любила всю жизнь.
Вторую войну прабабушка встретила через 23 года. Точнее, встречать её она упорно отказывалась. Да, Мария Адамовна, её старая мать Анна Адамовна и двое маленьких сыновей Гена и Толя прослушали объявление Молотова. Но к нему не отнеслись серьёзно. Это же далеко, на западе. Там же и правое дело совершат, и врага разобьют, и победу одержат... Через полтора месяца в деревню вошли немецкие танки. Низинцы не понимали лающий и неблагозвучный язык оккупантов. Но те и не стремились вступать с ними в беседы. Только руками указывали на изъеденную танковыми гусеницами дорогу в тыл. Прабабушка говорила, что ничего страшнее дороги не было. По ней шли в распределительный лагерь под присмотром конвоя, гораздо менее дружелюбного, чем молчаливые немцы из Низино. За незапланированные привалы жестоко наказывали, еду и воду давали редко. Есть удавалось мало, только во время остановок в деревнях. Однажды Анне и Марии даже удалось сварить суп. Из картофельных очистков, оставшихся после ужина немцев. В дороге каждый прожитый день − это выигранное сражение, маленькое, незаметное. Многие проигрывали. Их небрежно присыпали землёй в братских могилах. Среди погибших оказалась и Анна Адамовна: она до последнего дня отдавала скудные порции внукам. Дочери не сказали, где её похоронили. Похоронили ли? Марии повезло. Повезло, насколько могло повезти военнопленным, половину из которых ждали концлагеря. Она знала финский, поэтому её выслали в Скандинавию вместе с сыновьями как остарбайтера. Но избавимся от пафоса иноязычных заимствований. Как рабыню. Дни на финском хуторе, куда Марию Адамовну распределили, сплетались в нечто единое, утомляющее. В холодные летние месяцы ей приходилось косить траву на полях, уходящих на юго-восток, в горизонт. И каждый день, утром и вечером, она ухаживала за 25 коровами. Коровы на хуторе оказались такими же, как в родном Низино: круглобокими, пятнистыми. Добрыми. Не в пример людям. Люди в Финляндии были другими. Казалось, их жизнь проходила в мире, в котором остарбайтерам, как людям с их собственной историей и маленькими трагедиями, едва ли находилось место. Лучше всего это проявлялось в манере обращения к работникам. Вместе с Марией на сенокосе из месяца в месяц работал пленный советский солдат. Обыкновенный молодой призывник из русской глубинки. Хозяева хутора даже не удосужились узнать его имя. Три года финны упорно звали солдата Иваном. Под этим же именем, не именем собственным, но именем национальным, он лежит в скромной могилке где-то на чужой земле. Лишили имён и детей Марии. Двухлетнего Толю называли Тоиво, а четырёхлетнего Гену — Хеикки. Оба быстро приспособились к новой жизни и, к ужасу прабабушки, начали говорить на финском языке лучше, чем на родном. Да и то, что мальчики, светловолосые и голубоглазые, походили на финских детей, заметно упрощало их жизнь. Братья даже играли с хозяйскими сыновьями. Разница между такими похожими малышами была в том, что одежда Гены и Толи, вечно перешиваемая матерью на вырост, едва скрывала их впалые рёбра. Хоть с финскими именами, хоть с русскими они получали по порции овощей и грубых жил только раз в несколько дней. И никакого сахара... Всё изменилось после Московского перемирия 1944 года. На хутор приехала комиссия, а её глава с очаровательной, любезной улыбкой объявил, что остарбайтеры могут получить финское гражданство или вернуться в Советский Союз. Прабабушка не задумывалась о выборе, приехавшие финны не спорили.
Осенью Мария Адамовна пересекла границу Финляндии и СССР вместе с первым потоком ингерманландских репатриантов. Счастливая и верящая в светлое будущее, она не знала, что дом в Низино уже отдали переселенцам. Что её отправят за 101 километр от Ленинграда. Что её история и маленькие трагедии не найдут отклика и здесь. Всю боль рабского положения в чужой стране и непринятия в своей же прабабушка скрывала в себе. Иногда её сыновья с досадой отмечали, что было бы лучше остаться в Финляндии. Прабабушка Маня ни с кем не спорила и улыбалась очаровательно. Любезно. В такие моменты она молча качала головой.
Моя история о войне не про героев. Нет. Она про благородную женщину, которая в войну сохранила двух детей и человечность. А вместе с ней — своё кровное родство, свои кровные связи с Отечеством.
Всего в первом сборнике 88 работ победителей. Замечательно, что там есть фотографии всех авторов (как и в каждом последующем).
В 2021 году участников стало почти полмиллиона. Большая часть работ посвящена теме Великой Отечественной войны в истории семьи участника. Что не удивляет, поскольку это делает события большой истории частью истории личной. Что касается выбора жанра, то тут кроме привычных рассказов, эссе и очерков, встречаются дневник, письмо и даже сказка.
Самая дорогая вещь
Несмотря на поздний вечер, в комнате было на удивление оживлённо. Повсюду слышался шёпот, изредка переходивший в восторженные возгласы. Все уже знали: в доме появилась она — перьевая ручка с золотым пером. Её принесли сегодня утром, упакованную в красивый футляр, и сразу положили в шкатулку на письменном столе. Все знали, что там хранятся самые дорогие вещи. Как только последний луч уходящего за горизонт солнца покинул комнату, канцелярские принадлежности собрались вокруг шкатулки. И вот, приоткрыв крышку, показалась она. Ах, ручка и правда была хороша! Корпус из лазурита тёмно-синего цвета. Крупное перо выполнено из золота. Колпачок украшен гравировкой. Карандаши восхищённо застучали по столу, ручки одобрительно улыбнулись, фломастеры выстроились в ряд, приветствуя королеву. Перьевая ручка, окинув всех надменным взглядом, промолвила: — Мне приятно, что вы восхищаетесь моей красотой. Но попрошу вас не докучать мне своим присутствием. Ручки, ваши чернила могут оставить на мне пятна! Карандаши, ваш грубый сюртук поцарапает мою нежную кожу! В шкатулке есть место только для меня. Моя красота не должна померкнуть! С этими словами золотая ручка, высоко задрав перо, уже хотела Прохорова Виктория Павловна 7-й класс Мурманская область, г. Североморск Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение средняя общеобразовательная школа № 11 самая дорогая вещь 22 удалиться обратно в шкатулку, но вдруг её внимание привлёк огрызок старого химического карандаша, который всё это время молча лежал в углу, не обращая никакого внимания на новую соседку. Выглядел он очень невзрачно! Дряхлая деревяшка, вся исцарапанная, в каких-то зарубках, со следами чернил, да еще вставленная в гильзу. Сотрясаясь от злости и возмущения, ручка взвизгнула: — Ты кто такой? Как смеешь ты занимать место рядом со мной?! Старый карандаш прокашлялся и невозмутимо произнёс: — Не волнуйтесь, я не доставлю Вам неудобств и не займу много места. Позвольте мне занять лишь один уголок. Шкатулка — это мой дом, мне некуда больше идти. — Как ты вообще оказался в этом месте? Здесь могут находиться самые дорогие и исключительные вещи! Посмотри на себя! Да ты испугаешь любого своим видом! — продолжала негодовать перьевая ручка. Карандаш тяжело вздохнул: — Конечно, Вы правы, государыня. Мне не сравниться с Вашей красотой. Одежда моя износилась, да и грифеля осталось лишь на несколько строк. Но было время, когда я был длинным и стройным! Ах, какие мною были записаны стихи, песни, истории. Жизнь была радостная и яркая.
Но вот пришла она… Жуткая, злая, беспощадная, страшней любого самого лютого зверя — война… В эту минуту у карандаша перехватило дыхание. Откашлявшись, он продолжил: — На фронт я попал случайно. Петрович, владелец мой, уходя на войну, схватил меня с письменного стола и сунул в вещмешок. Тогда он ещё не понимал, как сильно я ему пригожусь. Нас сразу кинули на передовую. Там мы впервые узнали запах пороха и почувствовали горечь утраты. Я помню, как после первого боя он взял меня в руки и долго писал. Он писал обо всём. О первых немцах, увиденных вживую, об убитых товарищах, о почерневшем от взрывов небе. Как будто на бумаге он хотел выплеснуть всю боль и ужас от только что пережитого. С каким отвращением он описывал первого убитого им немца: «Он шёл на меня со взглядом свирепого зверя. В глазах у меня потемнело. Я выстрелил. Мёртвый фриц упал на землю. Я убил человека? Нет, я убил врага!». Через полгода Петровича ранили. Это случилось во время бомбардировки. Нашу часть перекинули на другой участок фронта. Только мы выехали, как в небе показались вражеские самолёты. От звуков моторов сотрясались земля и воздух. Со страшными, леденящими душу звуками стали сыпаться на нас бомбы. Едва успев выпрыгнуть из машины, мы прижались к земле. Вокруг ничего не было видно, всё 23 заволокло чёрным облаком пыли. Повсюду слышались стоны, крики. Казалось, этот ужас не закончится никогда. Последнее, что я помню, — оглушительный взрыв. Очнулись мы уже в госпитале. Петрович быстро шёл на поправку, рвался скорее вернуться на фронт. В письмах, которые он писал жене, Настасье Михайловне, негодовал, что не может он лежать здесь, когда враг терзает родную землю, сжигает деревни, когда гибнут его товарищи. Единственным утешением для него были весточки, полученные из дома. Значит, все живы, а это уже хорошо. А сколько писем мы написали с Петровичем! Ведь знали, как ждали заветный жёлтый треугольничек там, в тылу. Петрович при любой возможности старался отправить весточку о себе. Он всем казался сдержанным, замкнутым, этаким человеком-кремнём. Но, наверное, только я и знал, какой он на самом деле… Не секрет, что в письмах открывается душа. С какой нежностью, лаской он писал домой. Сколько любви было в его словах! Петрович интересовался всем: чем занимаются его родные и близкие, не болеет ли кто, все ли живы… И в каждом письме звучала святая вера в победу. Карандаш глубоко вздохнул.
В комнату уже понемногу проникали первые лучи солнца, начинало светлеть, но канцелярские принадлежности даже не думали расходиться по своим делам. Они с замиранием сердца вслушивались в каждое слово старого химического карандаша. — Я никогда не забуду наш последний день в госпитале. Петрович, собрав свои скромные пожитки, положил меня в нагрудный карман. Попрощавшись с врачами, медсёстрами и ранеными бойцами, он направился к выходу. На улице мы услышали отдалённые звуки выстрелов, вскоре стрельба прекратилась. Вдалеке показались немецкие машины. — Прорвались гады! — буркнул Петрович и тут же побежал обратно в госпиталь. Отстреливаться было нечем, уходить, бросив раненых, нельзя! На весь госпиталь набралось несколько гранат и пара автоматов. Все, кто мог держать оружие, приготовились к бою. Во дворе госпиталя показались два немецких мотоцикла. Немцы двинулись вперед. Петрович и ещё трое бойцов ожидали в засаде. Как только враги зашли в госпиталь, по ним открыли огонь. Двоих удалось убить сразу, остальные укрылись. Но силы были не равны, патроны заканчивались. Гранаты бросить нельзя: в соседней комнате много тяжелораненых. Тогда Петрович бросился стремглав во двор, уводя за собой фашистов. Пуля, выпущенная фрицем, прошла навылет через нагрудный карман, где лежал я. Меня разломило пополам, оставив лишь жалкий огрызок. Зато Петрович… Петрович ещё дышал! Нас спасли подоспевшие разведчики.
Мы с моим владельцем вместе прошли всю войну. Видели, насколько она беспощадна и бесчеловечна, как калечит души людей. Карандаш замолчал, как будто вспоминая что-то. Потом, вздохнув, продолжил: — Мой друг всегда бережно относился ко мне. Он носил меня в нагрудном кармане, берёг от влаги. Меня уже трудно было держать в руках, поэтому он вставил меня в гильзу, набитую бумагой. После войны Петрович ещё долго не расставался со мной, нося по привычке рядом с сердцем. А когда жизнь наладилась, я обрёл свой дом в этой шкатулке. Канцелярские принадлежности с глубоким уважением смотрели на рассказчика, совсем старого, некрасивого, но прожившего такую достойную жизнь. И никто не замечал ослепительно красивую ручку с золотым пером. — Позвольте мне, — робко произнесла ручка, — записать Вашу историю моими чернилами. Она должна жить вечно! Такое забывать нельзя! Эта история ещё долго будет будоражить сердца… На следующий день на столе появилась красивая подставка, в самый раз для золотой ручки. Но старая шкатулка так и осталась стоять в центре стола, ведь в ней лежали действительно только самые дорогие вещи.
В следующем году в конкурсе приняли участие представители всех регионов нашей страны, а также 15 зарубежных государств, а число участников превысило полмиллиона.
Тайна «Босоногого гарнизона»
Пролог
Темно, появляется яркое пятно, из которого выпрыгивают, вылетают и выползают странные человекоподобные существа. Они пестрят костюмами, создают различные звуковые и визуальные эффекты: растягиваются, взрываются, стреляют, рычат и лязгают забралом. Вселенная «Марвел» заселена могучими героями, обладающими суперспособностями. Несколько странная, но такая популярная среди моих современников история из комикса, шагнувшая на экраны и засевшая в воображении целого поколения. Наверное, в другой социальной среде, в обществе с другим прошлым основой киношедевра и может стать мстительная жажда, основанная… ни на чем. Я же не могу избавиться от мысли, что не о тех героях мы смотрим фильмы. Если бы я был режиссером…
Историческая справка
Мы знаем о великом подвиге Советской армии во время Сталинградской битвы. Помним, что перелом в ходе войны случился именно здесь. А сейчас в Зале воинской славы на Мамаевом кургане замерли каменные полотна с фамилиями малой части из более чем двухсот тысяч похороненных там солдат. Но преступление против человечества совершалось не только на поле боя. В ходе Сталинградской битвы с августа по октябрь 1942 года войсками противника было оккупировано 15 районов Сталинградской области. Переносить тяготы войны сложнее всего было детям. Многим в Волгоградской области известно словосочетание «босоногий гарнизон». И если вы сегодня спросите, что оно означает, каждый волгоградский ребенок ответит: это очень хороший детский лагерь, местный вариант «Артека». Но не все знают героическое происхождение этого выражения. А именно так назвали свою группу 20 мальчиков в возрасте от девяти до четырнадцати лет, жившие в хуторе Вербовка Калачевского района. Они, как могли, пытались оказывать сопротивление оккупантам: собирали продукты для передачи их партизанам, укрывали советского офицера, бежавшего из лагеря для военнопленных. Это звучит фантастически, но является чистой правдой. В настоящее время известен полный список детей, входивших в «Босоногий гарнизон», а фашисты их даже сфотографировали перед расстрелом. Этот подвиг, длиной в короткую детскую жизнь, достоин экранизации. Я долго вглядывался в портреты сталинградских ребят и понял, что самое сложное было бы для юных актеров — передать выражение лиц: брови напряжены, губы поджаты. После титров фотографии маленьких героев бы оживали, а играли их простые волгоградские мальчишки, без суперспособностей, но с суперсилой.
Камера. Мотор
В сенях казачьего куреня Филипп Дмитриевич Тимонин, колхозный конюх, шептался с женой: — Скот за Волгу перегнал, а вас эвакуировать уже не успею: немцы перерезали путь, подобрались к Сталинграду. — Неужели и до нас все-таки дойдут? — ахнула казачка. Тимонин резким движением открыл дверь в горницу и немного напугал этим сидевших вокруг небольшого стола мальчишек, забежавших в гости к сыновьям конюха. —… На такие виражи этот крейсер тоже способен, — продолжил рассказ четырнадцатилетний Аксен Тимонин, подняв высоко макет. Ребята с обожанием глядели на старшего товарища, пока тот воодушевленно рассказывал им о кораблях и самолетах, показывал модели и пояснял, 15 какое еще их приключение он отметил на своей выдуманной карте. Младший Тимонин, Тимошка, был одиннадцати лет от роду, и жизнь готовила его повторить судьбу другого казака, Остапа Бульбы: он был так же горяч, отчаянно не любил учебу, но был очень целеустремлен и никогда не плакал, даже если отец порол его, например, после того, как тот забрался в чужой огород и изрыл его в поисках клада. Когда родители вышли из дома, Максим Церковников начал тихо: — Враг шагает по Донской земле, рвется к Сталинграду. Немцы зверствуют в селах. Сегодня нужно выходить. — Куда? — спросил Тимошка. — В разведку! — развел руками Аксен. — Нам нужен свой отряд, гарнизон! — Босоногий… — задумчиво произнес девятилетний Сема Манжин. Братьев не было всю ночь. Утром родители и соседи вышли организоваться на поиски, но увидели идущих по улице взволнованных и довольных детей. — В лесу заблудились. Дорогу искали. Нечего было переживать. Нашли же! — невозмутимо объяснили братья. На самом деле нашли они нечто другое — настоящий склад немецких припасов (12 винтовок и ящик патронов). Припрятали в лесу и хотели отдать советским солдатам. Но красноармейцев в хуторе уже не было. — Одну винтовку заберем в распоряжение отряда, — решительно заявил Аксен. И вскоре она действительно пригодилась. Осень спрятала в своих черных оборках туч солнечные лучи. Листва стала быстро облетать с деревьев, а ветер выл и выл, как в туннеле. Мрачная гитлеровская свора вошла в хутор. Бывший тракторист и дезертир Устин вышел на площадь с хлебом и радостно встретил немцев, а вечером в сопровождении фееричных автоматных очередей «освободителей» он уже читал своим землякам распоряжение обер-лейтенанта Фридриха Гука: — Запрещается выходить из дома после семи часов вечера, укрывать от «арийских воинов» продукты, иметь книги, хранить советские документы, менять возраст детей, запирать дома. За неповиновение — расстрел. С каждой новой фразой все ниже опускались плечи казаков и ярче сверкали глаза, а мальчишки вслушивались в слова и смекали. Аксена больше всего возмутило, что придется спрятать книги, пока мать не придумала в страхе сжечь их. — Завтра сдать в комендатуру сорок тонн хлеба и три тысячи яиц! — даже Устин поперхнулся, понимая, что это немыслимо. «Босоногий гарнизон» затеял свою войну с оккупантами тем же вечером. Начались нападения на коллаборантов, склады, распространялись листовки. Легенда о тайной группировке вносила панику в ряды фашистов. Они в бешенстве искали отряд партизан, но все тщетно. Однажды Тимошка с Аксеном пробрались к дому, где жил предатель Устин. — Доставай камень поострее, — тихо скомандовал старший и натянул рогатку в сторону окна. Один за другим звонко прилетело несколько «снарядов». Последний попал во что-то мягкое. Раздался вопль мужика. А когда Устин, получивший камнем в глаз, выскочил, братьев и след простыл. Пришлось бежать ночью в другом направлении от дома, чтобы скрыться. И здесь ждала удача: они набрели на амбар с несметными продуктовыми богатствами немцев. Хлеб, масло, пряники, печенье — это было похоже на сокровища «сим-сим» для Али-Бабы, про которого совсем недавно читал Аксен. Нужно было очень тихо покинуть эту территорию и потом уже решать, как разорить гитлеровцев. Ночи были темными и дождливыми, нельзя оставлять грязные следы, мальчишки почти ползком повернули в сторону дома. Они знали каждый камешек родных улочек и каждую кочку окрестностей. Вдруг обоим показалось, что недалеко мяукает кот. Странно: ночью, на краю деревни?.. Нет, это кто-то другой. Похоже на стон. Впереди в черноте осенней ночи показалось что-то светлое. Свернувшись, под кустом лежал раненый красноармеец. — Дядя, ты кто? Тебе плохо? — засуетились мальчишки. — Из Сталинграда я, пацаны. — Какой Сталинград? Там же одни немцы остались! Красная Армия отступает к Уралу. — Чушь такую и повторять не смейте, хлопцы! Наши насмерть стоят. И выстоят обязательно. Фашист не пройдет! Меня, вишь, в плен взять хотели, а я бежал… — Откуда ты, дядя? — Вот чудаки! Говорю же — из Сталинграда я, Николай Петрович Свиридов. Спрячете? Мальчики быстро сообразили и увели солдата глубже в лес, чтобы потом вернуться с едой и бинтами. Но спать в эту ночь они не могли. И на рассвете весь «Босоногий гарнизон» расклеивал написанные старательным детским почерком листовки: «Товарищи! Немцы брешут, что советская власть разбита. Брешут, сволочи, что Сталинград сдался. Сталинград наш, и наши скоро придут. Не верьте гадам. Партизаны».
Если бы я был режиссером… Я снял бы фильм, сериал, сагу, эпопею о маленьких защитниках большой страны, о «взрослом» детстве хуторских мальчишек, которые, как могли, приближали Победу. О других подвигах «босоногого гарнизона», о мести и возмездии, о трагедии детей и родителей, на глазах которых над мальчиками издевались фашисты, а потом публично казнили их, оставив родителей жить с этой болью. И всякий, кто смотрел бы этот фильм, содрогнулся и вздохнул: «Ну, это только кино!» А каждый, кто досмотрел бы до конца, ужаснулся: реальность! И все другие вселенные померкли бы в своей беспомощной наивности.
И последний на сегодняшний день сборник:
«Иди и смотри»: стыдно, что мы не смотрим этот фильм.
Впервые на Великую Отечественную войну я взглянул «другими глазами» во время второго просмотра «Иди и смотри». Родители ограждали от этого фильма, поэтому, естественно, посмотрел. Втайне. Не понял ничего, единственное, до слез было жалко умиравшую в кадре корову. Во второй раз фильм Элема Климова мы смотрели уже в колледже. После часового обмена мнениями по поводу событий войны на занятии кружка по истории, преподаватель устало сказала: «Давайте просто посмотрим кино…».
Пятнадцать участников кружка отнеслись к её словам с некоторым снисхождением: мы ведь умные, мы смотрим фильмы, а там очень чётко показано, что фашисты — вовсе не исчадия ада, они грамотные, приличные, могут, конечно, и попытать, но так ведь война, партизаны. Красная Армия тоже стреляла, убивала, брала немцев в плен. Мне стыдно, но мы правда так думали. На все аргументы учителя приводили свои доводы, казавшиеся нам исключительно верными: да, проводили жуткие опыты над людьми — но во благо медицины, да, блокировали Ленинград — но как иначе, если люди не желали сдаваться, да, жгли деревни — но на то она и война. А потом — удар под дых, «Иди и смотри». Без рекламы, без купюр. Просто смотри. Как твой ровесник из бодрого жизнерадостного подростка с ясными глазами превращается в старика, морщинистого, седого, оглушённого взрывом. Слушай, как пронзительно и противно воет в его ушах контузия. Иди, иди вместе с каждым жителем деревни в страшный амбар. Слушай вой людей, которые поняли, что последняя дорога в жизни закончилась. Смотри на детей, которых матери выкидывали за объятые огнём стены в отчаянной попытке спасти.
Тогда я понял, почему родители не хотели, чтобы я смотрел это кино. Потому что это не кино — это дробление всех представлений о жизни, это честное слово пережившего войну режиссёра, правда, воспринять которую неимоверно тяжело. Просто на экране ты видишь не абстрактную деревню, о гибели которой час назад рассуждал с высоты своих познаний, а конкретных людей: бабушек, дедушек, молодых женщин, малышей, которым суждено умереть мученической смертью. Такого кино не было тогда, людей жалели, такого кино не будет теперь, потому что нет больше режиссёров и авторов сценария, видевших всё своими глазами и считавших своим долгом показать правду остальным. Климов не пошёл на сделку с совестью и снял фильм, просмотр которого для каждого становится своей войной и своим огнём, пожирающим все прежние воззрения. Из пятнадцати человек только один после финальных титров нашёл в себе силы говорить и несмело так, но всё же сказал: «Ну и что? Снять можно, что угодно». И тогда на экране появились слова, которые после показа «Иди и смотри» в Европе произнес один из пожилых зрителей: «Я солдат вермахта. Больше того — офицер вермахта. Я прошёл всю Польшу, Белоруссию, дошёл до Украины. Я свидетельствую: всё рассказанное в этом фильме — правда. И самое страшное и стыдное для меня — что этот фильм увидят мои дети и внуки». В этом свидетельстве сомневаться не приходится.
А я бы сегодня перефразировал высказывание: «Самое страшное и стыдное — что мы не видим этот фильм». Мы, внуки, правнуки, праправнуки тех, кто, как Флёра, в юности пропитался ужасом и болью, кто, как партизаны из фильма, кружил по болотам и вступал в неравный бой с фашистами, кто кидался живым факелом под танк, не спал у операционного стола сутками, чтобы спасти как можно больше жизней, прыгал в ледяную воду, стремясь зацепиться за пядь берега и вгрызться в неё, удержаться, оттеснить врага… Мы — наследники победителей — сегодня можем позволить себе с видом знатоков рассуждать о «не таких уж плохих» фашистах, делать бредовые выводы о медицинских экспериментах Менгеле, находящихся за гранью добра и зла. Мы смотрим «Резню бензопилой в Техасе», но боимся покалечить свою тонкую душевную организацию просмотром правды о Великой Отечественной войне. Искренне полагаю, что в списке литературы для старших классов должны быть книги Алеся Адамовича. А фильм «Иди и смотри» — обязателен к просмотру. Стремление защитить детей от жестокости на экране приводит к исторической близорукости, переписыванию истории с молчаливого согласия тех, кто её не знает, и, в конечном итоге, становится причиной катастроф. Об этом предупреждали многие великие люди, в том числе гуманист Д. Сантаяна, изрёкший: «Тот, кто забывает об истории, обречён на её повторение». Эту фразу нередко повторял и режиссёр Элем Климов, не желавший отступать от первоначального замысла фильма. Никакой плакатности и парадности, только правда. Он прекрасно понимал, что фильм получится непростым, жестоким, не для просмотра за чашкой чая, и поделился своими мыслями с соавтором сценария. Алесь Михайлович ответил: «Пусть не смотрят. Мы должны это оставить после себя. Как свидетельство войны, как мольбу о мире». Вот в этом и кроется смысл фильма «Иди и смотри», книг Адамовича — помнить, чтобы никогда не повторить».
Главный вывод, который делают для себя участники конкурса любого возраста: война — это страшно и попросту недопустимо. Как верно отметила одна из участниц: «Война —это мир, разрушающий сам себя». Поэтому память о миллионах погибших не имеет срока давности. Историческая память — это не только прошлое, но и будущее.
В этом году конкурс тоже состоялся (было представлено более 500 тыс. работ). Церемония награждения прошла на Международной выставке-форуме «Россия» накануне Дня Победы. Победителями и призерами Всероссийского конкурса сочинений «Без срока давности» стали 58 школьников и студентов колледжей. Призерами признаны 40 ребят, 14 работ были отмечены в особых номинациях.
Пятьсот тысяч участников, возможно это не так много, но есть ещё читатели, они тоже аудитория конкурса. И мы, со своей стороны, непременно добавим в свою библиотеку новый сборник сочинений, когда он будет напечатан.
