Электронная библиотекаМолодежь России

Учитель русских учителей: К.Д. Ушинский
(к 200-летию со дня рождения)

Даже те, кто ничего не слышал о педагоге Ушинском, наверняка помнят сказки про сестрицу Аленушку и братца Иванушку (не пей воды из копытца, козленочком станешь), про колобка, курочку рябу, кашу из топора, про журавля и цаплю, которые никак не могли пожениться, и многие другие. А познакомил нас с героями этих простых, но поучительных историй Константин Дмитриевич Ушинский (1823—1870), поскольку именно он до сих пор является автором классических образцов обработки русских народных сказок для детей дошкольного и младшего школьного возраста.

Но в российскую историю Ушинский вошел, во-первых, как основоположник отечественной научной педагогики, опирающейся на разносторонние знания о человеке, «его телесной организации и духовной жизни», потому что «…если педагогика хочет воспитывать человека во всех отношениях, то она должна прежде узнать его тоже во всех отношениях» (педагогическая антропология). И во-вторых, Ушинского знают как автора проекта реформы русской школы на основе сформулированной им концепции народности, поскольку «опыт других народов в деле воспитания есть драгоценное наследие для всех, но точно в том же смысле, в котором опыты всемирной истории принадлежат всем народам. Как нельзя жить по образцу другого народа, как бы заманчив ни был этот образец, точно так же нельзя воспитываться по чужой педагогической системе, как бы ни была она стройна и хорошо обдумана. Каждый народ в этом отношении должен пытать собственные свои силы». Центральное место в формировании личности человека, по Ушинскому, должен занимать родной язык — «сокровищница духа народа». Он считал необходимым с раннего возраста знакомить детей с народной культурой, произведениями устного народного творчества. Большую роль в своей педагогической системе он отводил также изучению естественной истории, поскольку «логика природы есть самая доступная и самая полезная логика для детей», а также отечественной истории и географии.

Конечно, Ушинский не был первым в России, кто задумался о проблемах воспитания будущих поколений и организации работы учебных заведений, но именно он, занявшись изучением теоретических проблем педагогики, стал первым русским ученым, сформулировавшим научные подходы к обучению и воспитанию.

К.Д. Ушинский прожил недолгую жизнь, всего 47 лет, треть из которых посвятил науке, и никаких мемуаров оставить не успел, поэтому для обзора мы отобрали три книги, рассказывающие о его жизни и деятельности: две первые написаны современниками, лично его знавшими, третья — биография, написанная и изданная в советское время.

Общественное признание педагог-новатор, теоретик народной школы, автор мегапопулярных учебников («Детский мир» и «Родное слово») и фундаментального труда «Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии» получил еще при жизни.

«В конце 50-х годов у нас в России, как бы случайно, неожиданно открыли целую область, почти совершенно неведомую раньше, или по крайней мере не обращавшую на себя должного внимания. Область эта — педагогическая, т.е. иначе — все учебно-воспитательное дело. Виновником такого открытия был Константин Дмитриевич Ушинский».

Это уже цитата из первой книги:

Песковский М.Л. К.Д. Ушинский
Песковский М.Л. К.Д. Ушинский [биографический очерк] / М.Л. Песковский. — Т. 4. — СПб. : Типография Ю.Н. Эрлих, 1893. — 81 с. — (Жизнь замечательных людей. Биографическая библиотека Ф. Павленкова)

Читать

В каталоге

Первая подробная биография К.Д. Ушинского вышла в очень популярной в то время серии «Жизнь замечательных людей», основанной Ф.Ф. Павленковым, книгоиздателем, просветителем, меценатом, писателем, тоже безусловно замечательным человеком — все свое состояние он завещал на продолжение и расширение книжного дела и на открытие бесплатных народных библиотек в сельской местности. В его издательстве большими тиражами (и по доступной цене), выпускалась научно-популярная просветительская литература (в том числе переводная): научно-популярные библиотеки, рассчитанные на широкий круг читателей, иллюстрированные библиотеки русской и западноевропейской литературы для детей, сочинения русских классиков и много других полезных для народного просвещения книг. В серии ЖЗЛ за 25 лет (1890–1915 гг.) вышло 198 биографий государственных и религиозных деятелей, музыкантов и актеров, писателей и художников, путешественников и изобретателей, ученых и философов — величайших умов человечества всех времен и народов: «Ни одно из павленковских дел не может сравниться с тем огромным влиянием, какое оказало на читателей всех русских слоев, классов и рангов изданная Павленковым „биографическая библиотека“ или „ЖЗЛ“», — так писал об этой серии Н. Рубакин, еще один безусловно замечательный человек (знаменитый русский книговед, библиограф, популяризатор науки, создатель бибилиопсихологии).

Книга вышла через 20 лет после смерти «отца русской педагогики». Что особенно ценно, автор биографии М.Л. Песковский (педагог, литератор, журналист) был не только коллегой Ушинского, но и лично знал его.

В книге самым подробным образом представлен весь, не очень долгий, но крайне плодотворный жизненный путь Ушинского.

Константин Дмитриевич Ушинский происходил из мелкопоместных дворян древнего рода (совсем как Н. Гоголь). Родился он в Туле, но вскоре отца перевели по службе в Новгород-Северск (бывш. Черниговской губернии). Там и прошло детство Ушинского. Родители его были людьми образованными. Он получил хорошее домашнее образование (до 11 лет им занималась мать, а после ее смерти Ушинский был принят сразу в третий класс Новгород-Северской гимназии). В целом это была обычная для того времени провинциальная гимназия, но во главе ее стоял «очень известный в ученом мире отставной старик-профессор» И.Ф. Тимковский, о котором как о педагоге впоследствии Ушинский всегда отзывался с большим уважением. Несмотря на выдающиеся способности и большое желание учиться (без посторонней помощи изучил немецкий язык и стал читать Шиллера), «в своем увлечении самостоятельной работой Ушинский зашел так далеко, что, несмотря даже на блестящие способности, не выдержал выпускного экзамена и аттестата не получил». Что нисколько его не обескуражило и не помешало успешно сдать вступительный экзамен на юридический факультет Московского университета. Во время учебы Ушинский отличался самостоятельностью, независимостью своих воззрений и «смелостью открыто высказывать свое мнение, нередко идущее в разрез с господствующими взглядами». В материальном плане студенческая жизнь не была простой (состояние родителей не позволяло оказывать ему необходимую поддержку), поэтому в течении почти всего университетского курса Ушинский был вынужден давать частные уроки. В 21 год он блестяще закончил университет вторым кандидатом прав. Что позволило Совету университета рекомендовать его как «отличнейшего для определения на службу прямо в министерство и другие высшие присутственные места». Но окончательный выбор, чему посвятить жизнь, был еще не сделан: «Приготовлять умы! рассеивать идеи!.. Вот наше назначение. Пробудим требования, укажем разумную цель, откроем средства, расшевелим энергию — дела появятся сами», — такую запись в дневнике оставил Ушинский через несколько месяцев после окончания университета. В то время его увлекла идея написать историю России. Но после защиты магистерской диссертации попечитель московского учебного округа граф С.Г. Строганов пригласил Ушинского в Демидовский юридический лицей в Ярославле на должность профессора энциклопедии законоведения, государственного права и науки финансов, и он со всем пылом занялся юриспруденцией и политической экономией. Ушинский стал блестящим лектором и вскоре занял подобающее место среди профессоров лицея. Четыре года провел он на кафедре, но политическая обстановка была такова, что передовые либеральные и демократические взгляды молодого педагога не находили понимания ни у некоторых коллег, ни тем более у начальства. Сначала пошли доносы, затем за Ушинским был установлен негласный надзор. Окончательным поводом к отставке стало введение новых правил для высшей школы: преподаватели были обязаны не только предоставлять программы, но и указывать, из какого именно источника взята та или иная цитата, также чтение курса должно быть строго разложено по дням и часам. Ушинского эти требования возмутили, он пытался доказывать Совету, что процесс обучения невозможно связывать такими формальностями без ущерба для слушателей, но результата не добился и был вынужден оставить службу. Оставшись без дела и без средств к жизни Ушинский отправился в Петербург, но и там неудачи не оставляли его: ни один директор учебного заведения не хотел брать на службу бывшего профессора, отставленного из привилегированного Демидовского лицея. Все что ему удалось — устроиться на должность помощника столоначальника в департаменте иноземных вероисповеданий (с окладом 400 руб. в год, а ведь он к тому времени уже был женат). Но Ушинский не отчаялся, такова была энергия этого человека. В свободное от службы время он начал заниматься журналистикой: писал статьи, обзоры, рефераты, художественные очерки в журналы «Современник» и «Библиотека для чтения». Довольно скоро за Ушинским упрочилась репутация талантливого и образованного публициста. К сожалению, журнальная работа оплачивалась довольно скудно, а сил отнимала много (материальных проблем не решала, но негативно влияла на здоровье (физической крепостью Ушинский с детства не отличался). Помог случай. В преддверии нового 1854 г. Ушинский случайно встретился с бывшим коллегой по Демидовскому лицею. Благодаря его протекции Ушинский был приглашен в Гатчинский сиротский приют в начале на должность преподавателя русской словесности и законоведения, а через год он стал инспектором этого заведения. Именно этот случай и «вывел его на педагогическую дорогу, на которой он обессмертил свое имя». Задолго до появления Ушинского в Гатчинском институте там служил инспектором Е.О. Гугель. Все о нем давно забыли, а если вспоминали, то только как об «чудаке-мечтателе, человеке не в своем уме», оставившем в наследство институту библиотеку, состоявшую из двух довольно больших запыленных шкафов, которые 20 лет стояли запечатанными. Ушинский обнаружил их (совершенно случайно) и нашел там «замечательно полное собрание педагогических книг»:

«Это было в первый раз, что я видел собрание педагогических книг в русском учебном заведении. Этим двум шкафам я обязан в жизни очень, очень многим, и — Боже мой! — от скольких бы грубых ошибок был избавлен я, если бы познакомился с этими двумя шкафами прежде, чем вступил на педагогическое поприще! Человек, заведший эту библиотеку, был необыкновенный у нас человек. Это едва ли не первый наш педагог, который взглянул серьезно на дело воспитания и увлекся им. Но горько же и поплатился он за это увлечение. Покровительствуемый счастливыми обстоятельствами, он мог несколько лет проводить свои идеи в исполнение; но вдруг обстоятельства изменились — и бедняк-мечтатель окончил свою жизнь в сумасшедшем доме, бредя детьми, школой, педагогическими идеями. Недаром же после него закрыли и запечатали его опасное наследство. Разбирая эти книги, исписанные по краям одною и тою же мертвою рукою, я думал: лучше было бы, если бы он жил в настоящее время, когда уже научились лучше ценить педагогов и педагогические идеи».

БзЮЭта счастливая находка и определила дальнейший путь Ушинского. В период работы в институте он написал и опубликовал свои первые педагогические статьи — «О пользе педагогической литературы», «Три элемента школы», «О народности в общественном воспитании» и др. За четыре года пребывания в стенах Гатчинского института Ушинский произвел ряд полезных преобразований в учебной части института, в системе преподавания русского языка, а также разработал проект создания при сиротском институте учительской семинарии.

Педагогические успехи Ушинского обратили на него особое внимание министра народного просвещения Норова и преподавателя Смольного института благородных девиц, профессора и академика А.В. Никитенко. Благодаря их содействию в 1859 г. он получил назначение на должность инспектора классов обоих отделений («благородной и неблагородной половин Смольного монастыря» — так в то время назывался Смольный институт благородных девиц). Следовало реформировать это учебное заведение «в видах расширения умственного развития и образования женщин, сообразно ощущавшимся в те годы потребностям», поскольку в тот период Смольный «представлял какой-то изумительный анахронизм». За три года Ушинский смог сделать его лучшим женским учебным заведением России: «Родители и родственники на словах и в письмах выражали Ушинскому горячую признательность, видя в ученицах не светских кукол, не кисейных барышень, а разумных, развитых девушек, со здравыми взглядами, понятиями и суждениями. О происходящих и готовящихся там реформах громко говорила печать». В это же время вышла его книга «Детский мир» — первый учебный курс для начальных классов. «Наглядная и постепенно развивающая метода первоначального преподавания... Главное достоинство которой состоит в том, что она по возможности наглядно и совершенно незаметно вводит детей в науку через окружающие их и уже знакомые им образы действительности. На этом уже готовом фундаменте мало-помалу строится прочное здание начального образования», — так определил сам автор задачи своей книги. К концу третьего года пребывания Ушинского в Смольном (1961 г.) слава, значение и влияние его как первого русского педагога достигли своего апогея. Но апогея достигла также зависть к Ушинскому «той тысячеглавой гидры, которая смотрит на педагогическое дело как на ремесло и средство к выслуге». Настойчиво добиваясь своих целей, не поступаясь ни в чем своими убеждениями и «не имея обыкновения ладить с дрянными себялюбцами», к началу 1862 г. Ушинский создал себе столько врагов, что вынужден был не только уйти в отставку, но и оправдываться (в обвинениях в распространении безбожия и безнравственности). В течение нескольких суток Ушинский писал объяснение:

«…ему нисколько не страшно было, что гнусная клевета-донос сплела на него целый ряд самых тяжких обвинений, грозивших гибелью ему и его семье; но ему нестерпимо было больно и обидно, что несмотря даже на высокое положение и доверие, приходится отписываться в том, чего он не только никогда не делал, но даже и не мог делать по своему образованию, убеждениям и открыто проповедуемым взглядам».

По сути, это было не оправдание, а протест против возводимых на него обвинений. К сожалению, он слишком близко принял к сердцу нанесенные ему оскорбления, что самым плачевным образом отразилось на его здоровье: «Садясь за отписку бодрым и здоровым, он встал поседевшим и начал харкать кровью». Враги торжествовали победу, но совершенно безосновательно. Да, «со сцены сошел реформатор», но реформа не погибла. Нововведения Ушинского (касающиеся организации и содержания учебного процесса) не только были сохранены в Смольном, но и со временем распространены на другие женские институты Империи.

Казалось, ярославский кошмар повторился, но в данном случае Ушинскому не пришлось уходить в никуда. Императрица Мария Александровна (жена Александра II), лично знавшая Ушинского с самой безупречной стороны и ценившая его как талантливого педагога и выдающегося человека, приняла его под свое покровительство. Ушинский был причислен к IV отделению Собственной ее Величества канцелярии, с оставлением прежнего жалования, и отправлен в заграничную командировку для изучения состояния и организации женского образования в Европе, а также для подготовки учебника по педагогике.

Весной 1862 г. Ушинский с семьей отправился за границу. Он провел там пять в высшей степени плодотворных лет (в основном в Швейцарии). Но одной Швейцарией не ограничился. С целью изучения школьного устройства Ушинский посетил Германию, Италию и Францию. Одновременно начал работу над книгами для первоначального обучения детей в возрасте до 10 лет. Первые две вышли в свет в 1864 г. под названием «Родное слово». Вслед за ними появилась «Книжка для учащих» — методическое руководство к преподаванию по «Родному слову», адресованное не только учителям, но и родителям, поскольку Ушинский подчеркивал особую роль и эффективность домашнего образования (до 7–8 лет). Это важное дело, по его мнению, должна взять на себя мать, а «Руководство» помочь ей в этом важном деле:

«Написать первую книгу после Азбуки — едва ли не самая трудная задача во всей дидактике».

Центром первоначального обучения он сделал родной язык. Кроме того, в «Родном слове» Ушинский знакомит детей не только с тем, что им необходимо знать в обиходе обыденной жизни и окружающей природы, но также с основами религии, молитвами, грамотным письмом, счетом и первоначальным рисованием. Константин Дмитриевич планировал написать 3-ю и 4-ю книгу «Родного слова»: в третьей — грамматика и арифметика; в четвертой — история и география. К сожалению, осуществить этот план он не успел.

Но главным результатом командировки стало создание первого отечественного, научно обоснованного, руководства по педагогике. Ушинский отрицал пользу руководств по педагогике в виде голого свода известных правил. Смотря на педагогику как на искусство, которое можно освоить только на практике, он предъявлял к ней те же требования, что и к врачебному делу. Невозможно стать настоящим педагогом, не имея ясного понятия о физической и духовной природе человека. В то время ни книг, ни пособий, которые могли бы помочь уяснению свойств человеческой природы, не было, и Ушинский задался целью восполнить этот пробел. В течение пятилетнего пребывания за границей подготовка к составлению «Педагогической антропологии» преобладала над всеми его другими занятиями. Он перечитал и законспектировал массу сочинений древних и современных ученых и с этим черновым материалом вернулся в 1867 году в Петербург. Поскольку общий план работы был готов, реализация не заставила себя долго ждать: в конце этого же года Ушинский выпустил в свет первый том книги «Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии», а в 1869 — второй. К сожалению, этот труд тоже не был закончен. Третий том, посвященный «психическим явлениям высшего порядка, или явлениям духовным», остался в конспекте.

В этот период положение Ушинского было вполне благополучным («завидным», как отмечает Песковский): как педагог он получил всероссийское признание, публикации статей и издание книг обеспечивали ему прочное материальное положение, и он был абсолютно независим от государственной службы. Но здоровья оставалось все меньше. Врачи настойчиво рекомендовали ехать в Крым, что и пришлось сделать. Немного окрепнув, Ушинский вернулся к любимому делу. Услышав, что в Симферополе проходит съезд народных учителей, поехал туда. Приняли Константина Дмитриевича с почетом, который превзошел самые смелые его ожидания. По предложению директора народных училищ Ушинский поехал в Бахчисарай, чтобы познакомиться с татарскими школами (медресе), где обучали русскому языку. Здесь ему впервые своими глазами удалось видеть применение «Родного слова» в педагогической практике. Взрослые ученики (20–25 лет) с удовольствием заявляли, что русское чтение и письмо дается им намного легче, чем татарское, что в библиотеке каждого из них обязательно есть «первый ряд» (первая книга) «Родного слова», наряду с Кораном и семью толкованиями на арабском языке. Ушинский был чрезвычайно растроган вниманием и тем, что его книги приносят реальную пользу. Тут же задумал написать еще одну, специально для народных школ:

«Написать книгу для народной школы составляет давно мою любимую мечту, но кажется, ей суждено остаться мечтою. Прежде мне необходимо кончить „Антропологию“, а потом только я сколько-нибудь применю „Родное слово“ к потребностям сельской школы. Кроме того, у меня в душе еще первоначальная география как окончание „Родного слова“. Вот сколько дела, а где силы? И всего досаднее, что в голове все это давно готово, так что три-четыре месяца прежнего здоровья, — и я бы, кажется, все кончил».

К сожалению, предчувствия его не обманули.

После Крыма Ушинский направился к семье, в имение Богданка Черниговской губернии Новгород-Северского уезда. Он торопился: старший сын Павел только что окончил курс во второй Санкт-Петербургской военной гимназии, и перед поступлением в одно из высших военных учебных заведений проводил лето с семьей. Павел подавал большие надежды, отец очень его любил и видел в нем опору семьи в случае своей смерти. Но в Богданку Ушинский приехал в тот день, когда Павла хоронили (он нечаянно выстрелил в себя во время охоты). Это был удар, от которого Константин Дмитриевич уже не оправился. Осенью того же года Ушинский перевез семью в Киев, где купил дом, двух дочерей определил в институт. Жизнь в Киеве очень тяготила его, он мечтал вернуться в Петербург, где кипела жизнь, где ждали его единомышленники. Но врачи настаивали на незамедлительном переезде в Крым. Уступая их требованиям и просьбам жены, которую очень беспокоило его здоровье, Ушинский с младшими сыновьями отправился на юг. Но в дороге простудился и по прибытии в Одессу у него открылось воспаление легких. Понимая, что это конец, он вызвал из Киева остальных членов семьи. И 21 декабря 1870 года Константин Дмитриевич закончил свой земной путь (спокойно, в окружении близких людей):

«Так преждевременно оборвалась эта плодотворная, труженическая жизнь, всего на 47 году от рождения, когда педагогический талант его вполне окреп и окончательно установился, когда душа его была переполнена прекрасными, широкими замыслами о добавлении нового и нового к тому, что уже было сделано им, на пользу разумной русской школы, русских педагогов, русских женщин и вообще всех детей разных сословий, классов и состояний».

Возможно, краткое содержание получилось несколько длинным, но в книге 80 страниц, и там еще много интересных эпизодов: о беззаботном детстве в Новгород-Северске и трудных, но насыщенных событиями студенческих годах. О постоянной борьбе с государственной машиной. Очень интересный эпизод о том, как Министерство народного просвещения, после 5 лет успешного использования, запретило «Детский мир и хрестоматию» из-за якобы неблагоприятного влияния на детей (способствуют развитию материализма и нигилизма!), заменив его своей «Книгой для первоначального чтения». И как блестящий полемист Ушинский победил оппонентов в честной борьбе. И про запрет и изъятие «Родного слова», которому инкриминировались светский характер содержания, избыточность материалов о явлениях природы и произведений народного творчества. И многое другое. Песковский был неплохим литератором, скучных моментов в этой биографии совсем немного.

Следующая книга — неформальный рассказ о педагоге Ушинском и трех годах его пребывания в Смольном институте.

Водовозова Е.Н. На заре жизни
Водовозова Е.Н. На заре жизни [Воспоминания] / Е.Н. Водовозова. — СПб. : Типография 1-й Трудовой Артели, 1911. — 632 с.

Читать

В каталоге

Автор книги Е.Н. Водовозова (1844–1923) — известная детская писательница, педагог. Ее книга «Умственное и нравственное развитие детей от первого проявления сознания до школьного возраста» за сорок два года (с 1871 по 1913-й) выдержала семь переизданий. Другим крупным произведением Водовозовой был трехтомный этнографический труд для детей «Жизнь европейских народов», в дальнейшем переработанный автором в серию популярных книжек для юношества и народного чтения под названием «Как люди на белом свете живут». Книги Водовозовой были во всех народных библиотеках и пользовались большой популярностью среди детей и молодежи.

Любопытный факт: В Музее В.И. Ленина среди экспонатов был представлен экземпляр второго тома книги «Жизнь европейских народов» В.И. Водовозовой с надписью: «Педагогический Совет Симбирской гимназии, уважая отличные успехи, прилежание и похвальное поведение воспитанника IV класса Ульянова Владимира, наградил его сею книгою при похвальном листе. Симбирск, мая 30 дня, 1883 г.».

Елизавета Николаевна была еще и талантливой мемуаристкой. Что касается этой книги, то все рецензенты отмечали не только ее историческую ценность и фактическую достоверность, но и литературное мастерство изложения. Книга интересна сама по себе, поскольку рассказывает о жизни молодежи второй половины 19 в., но нас интересуют главы, посвященные К.Д. Ушинскому (гл. XI «Смольный во время реформ» и гл. XII «Преобразования в институте»). «Смольнинская история» — глазами воспитанниц института (Елизавета Николаевна была одной из них).

«Смольнинская история» — такое название в общественном пространстве получило трехлетнее противостояние между Ушинским и представителями старой, ретроградной гвардии Смольного во главе с начальницей института М.П. Леонтьевой.

«В самом начале 1859 г. разнеслась молва, что инспектором классов в Смольном назначен Константин Дмитриевич Ушинский. Если бы кто-нибудь сказал нам тогда, что этому человеку суждено не только пошатнуть устои двух огромных институтов, незыблемо покоившихся на основах безнравственной нравственности, ханжеской морали и рутинных, схоластических приемов преподавания, и в корне изменить взгляды и мечты институток, мы, воспитанницы, ни за что не поверили бы этому».

Первое знакомство было внезапным:

«Когда у нас только что кончился какой-то урок и мы направились к двери, чтобы выйти из класса, в него вбежал среднего роста, худощавый брюнет, который, не обращая внимания на наши реверансы и нервно комкая свою шляпу в руках, вдруг начал выкрикивать: „Ведь вы тут специально изучаете нравственность, а не знаете, что портить чужую вещь духами или другой дрянью неделикатно!.. Не каждый выносит эти пошлости! Наконец, почем вы знаете… может быть я настолько беден, что не имею возможности купить другую шляпу… Не правда ли… ведь это, fi donc… совсем унизительно!“ И с этими словами он выбежал из класса».

Воспитанницы были ошеломлены: как этот новый инспектор посмел орать на воспитанниц «как на базарных мужиков»! Подумаешь, облили шляпу духами (на самом деле это был комплимент, знак внимания новому инспектору в знак будущего «обожания»). Вердикт был единодушен: этот Ушинский «ужасающий злец», «невежа» и «фарсун». Только воспитанница Ивановская, которая и облила шляпу духами, стояла на своем: «Ушинский… это прежде всего человек неземной красоты. Спускаюсь утром в нижний коридор и вдруг вижу — входит!.. Дала ему пройти, и сейчас же бросилась к вешалкам и вылила духи на шляпу, в карманы его пальто, одним словом весь флакончик опорожнила, благо был под рукой». Как инспектор, Ушинский начал свое знакомство с институтом с посещения занятий и проверки усвоенного материала и увидел, что результаты обучения воспитанниц мизерны. Девочки, даже в старшем классе, не могут без подготовки перевести текст с немецкого языка, хотя уже шесть лет его изучали. Из-за отсутствия библиотеки воспитанницы знали произведения Пушкина, Лермонтова и Гоголя только в пересказе учителя. В принципе, инспектор классов должен был заниматься только вопросами организации обучения, но Ушинский как настоящий реформатор не мог не проигнорировать систему воспитания, сложившуюся в институте. Он вступил в конфликт с классными дамами, возмутившись тем, что они, а не учитель во время урока решают вопросы дисциплины. Особенно возмутило Ушинского, что согласно сложившемуся обычаю классные дамы читают переписку девочек с родными (чтобы помешать воспитанницам передавать родителям что бы то ни было непочтительное о начальстве), хотя, как справедливо отмечает автор:

«Воспитанница, раздраженная тем, что не может по душе поговорить со своими родителями, в секретном письме (а при необходимости способ передать таковое минуя классную даму всегда есть) отделает начальство так, как это не пришло бы ей в голову, если б ей не мешали быть откровенной с ними всегда, когда она пожелает».

Последнее правило, несмотря на приложенные Ушинским усилия, изменить не удалось. Правда, как вспоминает Водовозова, в период его инспекторства часть классных дам стала передавать девочкам полученные письма не вскрытыми. Воспитанницы оценили его усилия. И спустя недолгое время Ушинский стал предметом «обожания» воспитанниц (но духами его больше никто не обливал). Проект преобразований Ушинского был замечательным во всех отношениях: он полностью уравнял учебный курс «благородной» и «мещанской» половины Смольного института, полуторачасовые уроки заменил часовыми, введя 10–15 минутные перемены между уроками, что, по словам Е.Н. Водовозовой, «было несравненно менее утомительно для слушательниц», ограничил численность класса тридцатью ученицами. Разрешил воспитанницам покидать стены института на время каникул и праздников (впервые в истории женских институтов). Важнейшей частью реформы Смольного института стало также создание в нем двухгодичного специального педагогического класса, программа которого была детально проработана Ушинским (одной из первых выпускниц этого класса стала Е.Н. Водовозова). А главное, поменял программу обучения, уделив особое внимание изучению русского языка. И заменил почти весь преподавательский состав. Теперь в Смольном преподавали лучшие педагоги, приглашенные Ушинским из других учебных заведений (М.И. Косинский, Л.Н. Модзалевский, О.Ф. Миллер, М.И. Семевский, В.И. Водовозов, К.Н. Лядов, А.И. Павловский, Я.П. Пугачевский, Д.Д. Семенова и др.). И организовал библиотеку, воспитанницы начали читать!

Проект перестройки института был утвержден высочайшей волей императрицы Марии Александровны, и какое-то время начальница института терпела Ушинского, но долго такое двоевластие продолжаться не могло. Конфликт зрел:

«Леонтьева — осколок старины глубокой, особа с допотопными традициями и взглядами, с манерами до комизма чопорными, с придворным высокомерием, с ханжеской моралью, требующая от каждого полного подчинения своему авторитету и подобострастного поклонения перед каждым своим словом, и он, Ушинский — представитель новой жизни, носитель новых, прогрессивных идей, с энергией страстной натуры проводящий их в жизнь, до мозга костей демократ по своим убеждениям, считавший пошлостью и фокусами всякий этикет, всем сердцем ненавидящий формализм и рутину, в чем бы они не проявлялись! Такие же диаметрально противоположные цели преследовали эти личности в воспитании: она, упорно стремившаяся к тому, чтобы воспитанниц двух огромных институтов привести к одному знаменателю, он — горячий защитник свободной мысли и индивидуального развития», — так определяет суть противостояния Водовозова.

К сожалению, косность победила: в анонимном доносе Ушинский был обвинен в атеизме и политической неблагонадежности. После унизительных оправданий (Водовозова также вспоминает о них) он был вынужден подать прошение об отставке, «вместе с ним, кроме двух-трех, вышли все преподаватели, введенные им».

Так, в целом печально для Ушинского, закончилась «смольнинская история». Правда, как отмечали ближайшие сподвижники педагога, если бы Ушинский обладал большим дипломатическим тактом, возможно все закончилось бы иначе. Но Константин Дмитриевич ни терпеливостью, ни необходимой в некоторых ситуациях гибкостью не обладал, часто был резок с оппонентами и с трудом шел на компромиссы, не желая подлаживаться и отступать от своих убеждений.

Кстати, мемуары Водовозовой в полном варианте и в сокращенном, под названием «История одного детства» — для детей старшего возраста, были изданы в СССР. А совсем последнее издание было сейчас в 2021 г.

Что касается советского периода, то поначалу Ушинский хоть и упоминался в различны работах, посвященных истории педагогики, то исключительно наряду с другими педагогами прошлого, не как «отец отечественной научной педагогики» и «учитель русских учителей». А в первых изданиях «Большой советской энциклопедии» и «Педагогической энциклопедии» Ушинский был определен как педагог с порочной философской и общественно-политической идеологией, неприемлемой для советской школы. «Детский мир» и «Родное слово» были обвинены в пропаганде национализма и религиозных идей (хотя Крупская на президиуме Государственного ученого совета, посвященного переизданию лучших дореволюционных учебников (1922 г.), указала на «Родное слово» и «Детский мир» как на желательный тип учебника и книги для чтения; а в 1923 г., в докладе о требованиях, предъявляемых к учебнику, снова подробно остановилась на положительных сторонах книг Ушинского, поскольку они освещали явления, близкие ребенку, а форма изложения в них была очень конкретна).

В начале 1930-х отношение к Ушинскому и его педагогическому наследию начало меняться. Отчасти это было обусловлено поворотом советской идеологии к идее национально-государственного строительства, что потребовало перемен в отношении к дореволюционной российской истории, включая реабилитацию тщательно отобранных исторических деятелей и их достижений. Отчасти необходимостью «восстановить полностью в правах педагогику и педагогов» после скандальной отмены педологии. Педагогические эксперименты 1920-х закончились, и было принято решение возвратиться к традициям старой, дореволюционной педагогики, разумеется, творчески переосмысленным.

Сигналом к возвращению «признанного русского педагога» на подобающее место стали статьи, посвященные Ушинскому, опубликованные в центральной прессе в начале 1937 г. Первая в журнале «Советская педагогика» — «Значение Ушинского в истории педагогики» известного советского педагога, филолога П.И. Девина. В сноске к статье было указано, редакция посчитала необходимым «привлечь внимание теоретиков педагогики к разработке и подлинному марксистско-ленинскому толкованию педагогических взглядов крупнейшего русского педагога К.Д. Ушинского». А автор, называя К.Д. Ушинского основоположником педагогической теории и практики, призвал педагогическую общественность заняться углубленным изучением педагогического наследия Ушинского, «чтобы вывести его из загона и забвения и вернуть в новом освещении советскому учительству и советской и всемирной педагогике». Потому что «не все эти неправильные воззрения и установки Ушинского и не ряд других крупных и мелких ошибок делают его ценным для нас, а те собственно педагогические высказывания, которыми он заложил основу русской педагогической теории и практики». И советскому критику, и историку будет совершенно нетрудно все эти ошибки разъяснить. Вслед за ней появилась статья в «Правде» под названием «Великий русский педагог и его судьи». Где также указывалось на содержательность и разнообразие педагогического наследства Ушинского, способного теоретически и практически обогатить советского педагога. А все предыдущие оценки его деятельности как реакционной и проникнутой религиозными идеями были названы непродуманными и антиисторическими. Потом появились и другие публикации, включая статью Н.К. Крупской «К вопросу об изучении истории педагогики», в которой она также призвала к серьезному изучению педагогического наследства Ушинского, отметив, что «смешно было бы бояться, что учащиеся заразятся религиозными настроениями Ушинского или его монархическими чувствами: эти настроения слишком уже наивны для современного читателя». Было принято решение об издании двухтомника избранных произведений и подготовке полного собрания сочинений. Завершили процесс возвращения Ушинского отечественной педагогике официальные мероприятия, посвященные памяти великого русского педагога (3 января 1946 г. исполнялось 75 лет со дня смерти К.Д. Ушинского). Согласно постановлению правительства (от 31 декабря 1945 г. №3237 «О мероприятиях по увековечению памяти К.Д. Ушинского»), эта дата была отмечена различными торжественными мероприятиями, посвященными памяти педагога. Имя К.Д. Ушинского было присвоено Научной педагогической библиотеке, ряду учебных заведений среднего и высшего образования, в университетах и педагогических институтах учреждены стипендии его имени, а для награждения наиболее выдающихся учителей и работников педагогической науки — серебряная медаль им. К.Д. Ушинского и две ежегодные премии имени Ушинского 25 и 10 тыс. руб. (в ценах 1945 г.).

Так К.Д. Ушинский был окончательно признан основоположником русской педагогической науки и народной школы, педагогом-гуманистом, создателем оригинальной педагогической системы, замечательным дидактом, оказавшим глубокое влияние на развитие передовой педагогической мысли народов СССР, а его педагогические идеи и дидактические указания актуальными для отечественной педагогики.

И, конечно, появилась новая биография Ушинского.

Струминский В.Я. Константин Дмитриевич Ушинский (1824–1870)
Струминский В.Я. Константин Дмитриевич Ушинский (1824—1870) /В.Я. Струминский. — М. : Молодая гвардия, 1943. — 86 с. — (Великие люди русского народа).

Читать

В каталоге

Книга вышла в той же серии — «Жизнь замечательных людей» (М. Горький в 1933 г. добился восстановлении этой серии как полезной для воспитания молодежи. Во время войны серия была временно переименована в «Великие русские люди», но после 1945 г. название вернулось).

Автор — В.Я. Струминский, известный советский историк педагогики. Именно ему была поручена подготовка первого советского собрания сочинений Ушинского. Струминский очень тщательно исследовал жизненный путь и педагогическое творчество Ушинского, много работал в архивах, где нашел ряд его ранее не известных рукописей. Возможно, поэтому книга получилась не менее интересной, чем у Песковского. Много дневниковых цитат и просто цитат из разных произведений Ушинского, которые оживляют повествование и придают ему достоверность (правда, поскольку эта книга не столько научная, сколько популярная, источники цитат нигде не указаны). Основной акцент сделан на том, как нелегко было работать передовым ученым и общественным деятелям при царском правительстве, «которое с особенной враждебностью и подозрительностью относилось к тем, кто боролся за просвещение народа». Как, несмотря на препятствия, чинимые правительством, Ушинский «пламенно развивал мысли о том, что образование в России должно быть построено на принципах широкой демократии и по последнему слову науки», и русская общественность высоко оценила его как великого русского педагога, «родоначальника педагогической науки, отца русской народной школы, учителя русских учителей, друга русского дитяти». Струминский отдал должное и Е.О. Гугелю, несчастному педагогу Гатчинского сиротского института, книжные шкафы которого помогли Ушинскому окончательно утвердиться на педагогической стезе. Песковский только упомянул он нем, что в целом несправедливо, поскольку Гугель для своего времени был совсем не рядовым педагогом и тоже много сделал для отечественного образования.

В целом очень добротная, идеологически выдержанная биография:

«Деятельность Ушинского явилась водоразделом между старой, феодальной, и зарождавшейся новой, демократической педагогикой. Ее отцом у нас в России и явился Ушинский. Он заложил прочные основы подлинно научной, на началах демократии построенной педагогической теории… Мечту своей ранней юности — принести возможно больше пользы отечеству — Ушинский осуществил блестяще. А справедливый суд общественного мнения уже в дореволюционной России признал Ушинского народным русским педагогом и сделал его имя популярнейшим в ряду других великих имен русского народа. Но настоящая популярность Ушинского началась только тогда, когда Россия стала советской. Сотни тысяч учителей нашей подлинно демократической начальной школы критически овладевают наследством Ушинского, делают его в наши дни оружием новой великой культуры, культуры социализма».

В этом году Ушинскому исполнилось 200 лет. Профессиональное сообщество отмечает эту знаменательную дату различными мероприятиями, посвященными педагогическому наследию Константина Дмитриевича, его актуальности в современной системе образования детей. А для большинства он по-прежнему остается автором первых книжек для детского чтения. Но наследие его в самом деле велико, и, может, есть смысл заглянуть в другие его книги. В нашей ЭБ они есть (см. рубрику «Организация среднего и среднего специального образования»).

В заключение несколько цитат из трудов К.Д. Ушинского.

«Основной целью воспитания человека может быть только сам человек, так как все остальное в этом мире (и государство, и народ, и человечество) существует только для человека».

*****

«Каждая школа, каждый педагог неизбежно выполняют одну из двух функций: или они готовят счастье своей стране, или несчастье».

*****

«Лучше не говорить ребенку той или другой высокой истины, которой не выносит окружающая его жизнь, чем приучать его видеть в этой истине фразу, годную только для урока».

*****

«Мы считаем выражением патриотизма и те проявления любви к родине, которые выражаются не в одних битвах с внешними врагами: высказать смелое слово истины бывает иногда гораздо опаснее, чем подставить лоб под вражескую пулю, которая, авось, пролетит мимо».

*****

«Язык народа — лучший, никогда не увядающий и вечно вновь распускающийся цвет всей его духовной жизни. В языке одухотворяется весь народ и вся его родина, вся история духовной жизни народа. Язык есть самая живая, самая обильная и прочная связь, соединяющая отжившее и будущее поколение народа в одно великое, историческое целое. Пока жив язык народный в устах народа, до тех пор жив и народ».